Глаза Фу И следили за мерцающими тенями, танцевавшими по стенам спальни, отбрасываемыми маленькой масляной лампой на столе. Снаружи доносились приглушенные звуки играющих детей, смешиваясь с зимним холодом. Пальцы Чжу ловко двигались, расчесывая его влажные волосы, пока он откидывался назад, погруженный в свои мысли.

«Молодая Госпожа сегодня кажется более оживленной. Когда я впервые увидел её такой хрупкой, я едва смог вздохнуть», — сказал Фу И, голос его был смягчен оставшейся тревогой.

Чжу замедлила движения, прижав губы. «К тому моменту, как ты приехал, ей уже было лучше. Но в тот день... она едва не умерла. Это была моя вина — я опоздала, и я думала, что А’Юэ...»Она прервалась, и выражение её лица омрачилось при одном лишь упоминании этого имени.

Взгляд Фу И остановился на жене, в его глазах отразилась тяжесть прошлого. «Прошло десять лет, а люди всё ещё переменчивы. Молодой Госпоже было всего три года, когда генерал и госпожа уехали. Я всё ещё помню прощание генерала — он уехал, но всё оглядывался, с красными от горя глазами. Не упоминай больше А’Юэ. Её первый муж погиб под командованием генерала, а новый муж связан с семьей Гэ. Она не сможет быть по-настоящему предана госпоже»

Кисть Чжу сжалась вокруг гребня, и она ударила им по столу. Её голос наполнился негодованием и возражением. «У меча нет глаз, Фу И. Следовать за другими ради обещания лучшего будущего — это игра для дураков. Госпожа всегда была добра, всегда щедра к вдовам и детям солдат, ни разу не мешала им пережениться. Когда появились слухи, что ты погиб в Нандинге, я приказала детям надеть траурную одежду. Я даже думала выйти замуж снова, но никогда не пренебрегала указами госпожи! Бояться смерти — ха! Если боишься, держи своего мужчину дома, как это сделала А'Сяо. Жизнь может быть проще, но, по крайней мере, у тебя будет целая семья. Никто не может иметь и светлое будущее, и совершенный мир».

Губы Фу И подрагивали, когда он боролся с желанием ответить и мудростью умолчать. После Нандина он отправил весточку домой, как только смог; это не заняло много времени. Он проглотил комментарий о том, что Чжу планировала выйти замуж снова — возможно, было бы приличнее подождать хотя бы год.

«Не сердись», — сказал он, сменяя тему с усталой улыбкой. — «Кстати, с тех пор как я вернулся, я постоянно слышу, что Молодая Госпожа становится все более непослушной по мере взросления. Говорят, что она вспыльчива, часто ругает прислугу, и ею невозможно управлять. Но, насколько я вижу, она хороший ребенок. Дети обожают её».

Чжу снова начала расчёсывать его волосы, немного смягчив своё выражение. «Я никогда не была в основном доме, поэтому не могу сказать, как её там воспитывали. Я всегда думала, что это влияние злобных женщин, которые негативно сказывались на её поведении. Она всё ещё юна, и когда Госпожа вернётся, она сможет правильно её наставить. У Молодой Госпожи доброе сердце. С тех пор, как она очнулась, она стала мягкой и учтивой. Я боялась, что она впадёт в отчаяние, поэтому попросила А’Мэй вывести её на свежий воздух. После того как они проводили старшую дочь семьи Цю на свадьбу, у неё было прекрасное настроение».

Фу И кивнул, довольный услышанным отчётом. Однако любопытство всё ещё терзало его, и он спросил: «Старик Цю снова женит свою дочь? Каждый раз, когда я возвращаюсь, кажется, старый Цю снова готовится к свадьбе. Неужели у него так много дочерей?»

Чжу сузила глаза, бросив на него нетерпеливый взгляд. «Я же сказала, это Старшая Дочь. Ты опять не слушаешь.У семьи Цю два сына и одна дочь — она старшая. В последний раз, когда ты был здесь, она только что вышла замуж, а теперь у неё уже третий муж.».

Фу И медленно покачал головой, на его лице отразилось недоумение. «Старик Цю слишком потакает ей. Для вдовы выйти замуж снова — одно дело, но её первый муж был порядочным человеком. Она раз за разом оставляет один брак ради другого только потому, что снова влюбляется. Соседи, наверняка, будут судачить об этом».

Чжу позволила себе ироничную усмешку. «Её новый муж из благородной семьи и с мягким характером», — сказала она, почти насмешливо.

Фу И бросил быстрый взгляд на Чжу, затем быстро отвернулся, ощущая смесь гордости и спокойной уверенности. Он всегда гордился тем, что был хорошим мужем, в отличие от генерала Цю, который подчинялся прихотям своей жены. Он вспомнил день, когда Чжу восхищалась актёром в имении генерала Вана, хвалила его силу и внешность. Генерал Цю, стремясь угодить своей жене, просто поднял бокал, улыбаясь ласково, и заметил: «Моя жена имеет хороший вкус. Этот человек, может быть, не равен мне, но он лучший из актёров». Генерал Ван захлебнулся вином, не зная, смеяться ему или возмутиться.

Взгляд Фу И скользнул по небольшому деревянному письму на столе, которое неожиданно доставили после его возвращения. Он указал на него и спросил: «Что написала госпожа?» Он не умел читать.

Чжу посмотрела на письмо и произнесла спокойным, взвешенным голосом: «Всё готово. Мы просто ждём, когда госпожа вернётся».

Фу И кивнул, глядя на пламя, которое неуверенно трепетало. «Когда она вернётся?»

Чжу ответила тихо: «Через несколько дней».

Солнце висело высоко над головой, бросая острые тени вдоль ручья. Дети, уставшие от игры, медленно начали возвращаться домой. Ю Цай Лин стояла у воды, наблюдая, как деревенский мальчик с нерешительным видом подошёл к ней. Он задержался, уставившись на неё, и его щёки вспыхнули от смущения. После, казалось, вечности он быстро передал А'Мэй трёх пухлых, оживлённых рыбок и поспешно убежал.

А'Мэй, с сияющим от веселья лицом, воскликнула: «Молодая госпожа, кто-то влюбился в меня!»

Ю Цай Лин сжала зубы и прищурилась, повернувшись к Фу Дэну. «А’Дэн, ты всё ещё не нашёл нормального зеркальщика? Бронзовое зеркало в моей комнате такое тусклое, что я ничего не вижу чётко». Она раздражённо вздохнула; желание увидеть собственное отражение было сильнее, чем когда-либо. Долгие взгляды мальчика её потрясли, заставив задуматься о собственной внешности и о том, что именно привлекло его внимание. Но рядом с камнем были только она и Фу Дэн. Вряд ли мальчик глазел на Фу Дэна… или нет? Она содрогнулась при этой мысли

Фу Дэн засмеялся, и его лицо стало тёплым. «Новый год на подходе, и все мастера разъехались по домам праздновать. Сейчас не так-то просто найти кого-то, кто согласится работать». Повернувшись к сестре, он с лёгкой усмешкой притворился: «Да что ты говоришь? Эта рыбка была предназначена для Молодой Госпожи». Он тоже заметил смущённые взгляды мальчика.

Ю Цай Лин замолчала, тяжело шагая по неровной сельской тропинке. Этот древний, беспощадный мир сильно отличался от привычных ей удобств. Даже что-то столь простое, как чёткое отражение, казалось недоступной роскошью. Бронзовое зеркало искажало её черты, а отражение в воде было ещё хуже, превращая её лицо в размытое, неузнаваемое пятно. Она знала только, что её кожа была бледной, но остальные детали её внешности оставались загадкой. Она задумалась, не был ли интерес мальчика признаком какого-то странного представления о красоте.

Её мысли обратились к отцу, человеку, чьи капризы были столь же непредсказуемы, как ветер. В юности он влюбился в ум её матери, и они поженились, несмотря на огромные различия в характерах. Однако, когда его бизнес процветал, его вкусы изменились; он стал отдавать предпочтение красивым, но менее умным людям, позволяя себе романы, которые едва не привели его к финансовому краху. В конце концов он стал осмотрительнее и женился на решительной вдове — непоколебимой, прямолинейной, но надёжной. Вместе они сумели выбраться из тяжёлого кризиса.

Ю Цай Лин часто ненавидела своего отца, но не могла отрицать наследие, которое он оставил ей — острый ум и умение выживать. С момента появления в этом новом мире она постоянно строила планы, прокладывая свой путь вперёд. Держа в руках рыбу, она огляделась и вздохнула. В эту суровую эпоху внешность значила практически всё. В её прежней жизни женщина могла полагаться на образование и упорный труд, но здесь некрасивое лицо было тяжёлым бременем. Какие у неё были выборы? Научиться быть грозным воином и править горами, как какая-нибудь легендарная королева разбойников? Даже это казалось ей фантастикой.

Тем не менее, до сих пор ей везло. Она могла бы легко оказаться служанкой или наложницей, и тогда её жизнь зависела бы от чужих прихотей. Но пока она хмурилась, погружённая в раздумья, в её голове вспыхнула другая идея. Почему ограничивать себя ролью женщины? Она могла изменить облик и войти в мир чиновников, купцов или фермеров. Пол можно было поменять, и здесь наверняка нашлось бы множество красивых мужчин, которые боролись за выживание и нуждались в спасении. Она нахмурилась при этой мысли — а почему бы не стать их спасителем, о котором они даже не подозревали?

Ветер резал её щеки, острый и бодрящий. Когда они, наконец, добрались до дома, Ю Цай Лин передала рыбу Чжу, и на её губах появилась озорная улыбка. «У нас осталось немного сома́чьего жира с прошлых дней. Зажарь головы рыб, пока они не станут хрустящими, и используй свежие грибы, чтобы приготовить крепкий рыбный суп. Отец и брат А'Мэй долго ехали, и ничто не сравнится с питательной чашечкой супа». Даже в этом первобытном мире, где железные кастрюли были ещё редкостью, а о фрикадельках никто и не слышал, богатая смесь жира и воды могла создать нечто по-настоящему утешающее.

Комната погрузилась в необычную тишину, когда Фу И и Фу Дэн быстро обменялись взглядами, а А'Мэй и А'Лиан с восторгом думали о своём любимом блюде. А'Мэй радостно захлопала в ладоши: «Этот рыбный суп — самый лучший! А рыбьи хвосты — давайте пожарим их с имбирём, перцем и соевым соусом, как в прошлый раз».

Чжу мягко хихикнула, вспоминая необычную цепочку событий, которая привела к этому внезапному кулинарному энтузиазму. В этой деревне, где блюда обычно варили или жарили, Молодая Хозяйка была первой, кто начал экспериментировать с более насыщенными методами приготовления на сале. Несколько дней назад, увидев, как крестьяне забили свинью, Ю Цай Лин принесла чашу жира от брюха и попросила Чжу растопить его в горячей железной кастрюле. Аромат был настолько неотразим, что привлёк любопытных соседей на многие мили вокруг. С этого момента возможности казались бесконечными, и каждое блюдо становилось вкуснее предыдущего.

—------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Чжу спросила Молодую Хозяйку, где она придумала такой новаторский способ приготовления, но А'Мэй тут же оживлённо пересказала свою версию. «Когда убивали свинью и делили мясо, кусок жира случайно упал на край ближайшей горелки. Железная кастрюля прижалась к нему, и жир стал плавиться, источая аппетитный аромат. Именно тогда Молодая Хозяйка придумала эту идею». Глаза А'Мэй засверкали, когда она рассказывала историю, хотя она признала, что не видела этого сама — в то время она была слишком занята игрой с другими детьми.

Чжу кивнула задумчиво, её улыбка была тёплой и понимающей. «Я уже использовала последние остатки свиного жира, но вчера я заколола несколько кур и растопила жир с их брюха. Он оказался таким же вкусным». Она знала, что этот метод не совсем нов — некоторые люди уже собирали вытопленный жир для приготовления, но никому не приходило в голову использовать его намеренно. В результате жарки рыбы на таком масле блюдо получилось неожиданно насыщенным и вкусным, без обычного рыбного запаха. Это был простой рецепт, но он требовал много дров и мяса, поэтому такая роскошь была доступна только богатым семьям.

Погружаясь в эти размышления, уважение Чжу к Молодой Хозяйке только росло. Она видела в уме Ю Цай Лин признак большого потенциала и верила, что девочка однажды станет прекрасной невестой. Злые слухи, распространяемые вокруг — шёпот, призванный очернить добрую репутацию госпожи, — наверняка были лишь злобными фантазиями завистливых женщин.

Чжу, всегда острая и проницательная, оставалась верной семье, её разум был затуманен лишь собственными предубеждениями и предположениями. Если бы не её непоколебимая вера в Молодую Госпожу, она могла бы заметить, что с Ю Цай Лин было что-то не так, что-то едва уловимо неправильное.

Ю Цай Лин, услышав этот разговор, испытала прилив удивления. Она не считала древних людей невеждами; напротив, они были изобретательны в той же мере, что и её собственные современные взгляды. Она показала Чжу, как получить масло лишь один раз, и Чжу быстро освоила технику, расширив её для получения масла из куриного и утиных жиров. Она даже начала экспериментировать, добавляя имбирь, перец, корни колючего черешка и другие специи для создания сохранённых масел, таких как кунжутное и острое масло. Это был уровень изобретательности и приспособляемости, которые вызывали у Ю Цай Лин глубокое восхищение. Если бы не сообразительность Чжу, Ю Цай Лин, возможно, беспрестанно допрашивала бы А’Мэй о каждой детали её возраста, правящей династии и родословной за восемь поколений.

Голос Чжу вырвал её из размышлений. «Я только что приготовила рис, залила его соевым соусом и мясным бульоном, и подала с рыбным супом. Молодая хозяйка, пожалуйста, поешьте ещё». Её взгляд смягчился, в глазах появилась материнская доброта, способная растопить самое холодное сердце.

Еда была простой — обычно это была смесь риса или риса с овощами, приправленная густыми тушёными блюдами из мяса или овощей. В богатых домах могли добавить жареную рыбу или небольшие гарниры. Ю Цай Лин уже высоко ценила кулинарные навыки Чжу, поэтому с благодарной улыбкой скромно опустила голову и пошла умываться перед ужином.

Обед превратился в настоящий праздник изысканных ароматов — сочетание кисловатых соусов и мясных бульонов, впитанных рисом, а чаша грибного рыбного супа была лёгкой, но глубоко удовлетворяющей. Даже Фу И и Фу Дэн, почувствовав неутолимый аппетит, ели от души вместе с детьми. Обычно люди ели только два раза в день, но поскольку Ю Цай Лин выздоравливала после тяжёлой болезни, Чжу настаивала, чтобы её кормили пять раз в день, что очень нравилось А'Мэй и А'Лиан, которые с радостью разделяли их достаток.

После ужина Ю Цай Лин сидела у тёплой печи, чистя сладкий апельсин и слушая, как А'Мэй рассказывает местные сплетни. Впервые за долгое время она почувствовала покой. Эти тихие моменты, с их простыми радостями, делали этот странный новый мир более терпимым. Возможно, думала она, ей удастся вынести это испытание немного дольше.

_______________________________________________________________________________________________________

Но спокойствие было нарушено, когда Чжу сказала, и её голос упал, словно камень в пруду: «Завтра кто-то из основного дома придёт, чтобы забрать Молодую Хозяйку обратно». Эти слова были словно ледяная вода, заставив Ю Цай Лин на мгновение замереть от потрясения. Её разум закружился, пока она пыталась осознать смысл сказанного.

Ю Цай Лин понимала, что её реакция сейчас может повлиять на её судьбу. Если бы она закричала: «Я скучаю по отцу и матери!», кто-то с прямым характером мог бы использовать этот момент, чтобы рассказать все подробности их жизни — от первой встречи до свадьбы и того дня, когда они оставили свою дочь. Но Чжу была замкнутой душой. Если её подталкивали, она либо молча склоняла голову, либо ограничивалась вздохом и тихим: «Я знаю».

Если бы Ю Цай Лин сыграла роль невинного ребёнка и спросила: «Чжу, ты знаешь, кто мои родители?», ответ Чжу был бы таким же осторожным, как всегда. «Как мы, слуги, можем осмелиться говорить о делах Хозяина?» — сказала бы она почтительным, но твёрдым тоном, не добавив ничего больше. На самом деле, Ю Цай Лин даже не была уверена, живы ли родители этого тела.

Ю Цай Лин уже несколько дней пыталась выведать информацию у Чжу, но каждая попытка была тщательно завуалирована. Она не осмеливалась напрямую спрашивать, кто обладает властью в главном доме, кто контролирует её повседневную жизнь или какова ситуация с её родителями сейчас. Такие вопросы немедленно вызвали бы подозрения у кого-либо достаточно умного, чтобы понять их скрытый смысл, а Чжу, с её острыми инстинктами, была последним человеком, которого Ю Цай Лин хотела бы насторожить.

Чжу заметила унылое выражение Ю Цай Лин и почувствовала приступ сочувствия. Колеблясь между верностью молодой хозяйке и своим долгом перед госпожой, которая строго предупредила её хранить молчание, Чжу наклонилась ближе и прошептала: «Не бойтесь, Молодая Госпожа. Давайте успокоимся — вы можете делать всё, что захотите этой ночью».

Ю Цай Лин взглянула на Чжу, обдумывая свои варианты. Она знала, что нужно настаивать дальше, но её голос прозвучал жалобно, когда она вздохнула: «Чжу, я действительно совершила такую ужасную ошибку?». Вопрос был мастерски сформулирован, достаточно невинно, чтобы не вызывать подозрений.

Негодование Чжу вспыхнуло мгновенно. «Что же такого сделала молодая хозяйка? Вы никого не убили, ничего не подожгли, не ограбили и не захватили силой».

Ю Цай Лин почувствовала прилив облегчения. По крайней мере, это не было уголовным делом. Гражданские вопросы, особенно касающиеся несовершеннолетних, могут быть оставлены без серьёзных последствий. Она сделала успокаивающий вдох и спросила: «Тогда... почему меня так строго наказывают?».

«Это плохие люди! Забуллить молодую хозяйку...» Гнев Чжу кипел, но она сдержалась и вздохнула, осторожно подбирая слова. «Не беспокойтесь, молодая хозяйка. Они не осмелятся обращаться с вами вольно».

В голове Ю Цай Лин крутились мысли. Может ли быть, что её родители действительно исчезли? Возможные последствия пугали её, а слова Чжу намекали на более глубокую правду, но Ю Цай Лин понимала, что не может углубляться в подробности, не вызвав подозрений. Она колебалась, прежде чем тихо пробормотать: «Я боюсь, что могу умереть, если вернусь».

В голове Чжу всплыла картина молодой хозяйки, хрупкой и на грани смерти десять дней назад. Она крепко сжала руки Ю Цай Лин и, поклявшись своей

жизнью, пообещала: «Я, слуга, клянусь, что никто не посмеет обидеть молодую хозяйку». Голос Чжу немного затрепетал, лишь слегка касаясь той правды, которую она не могла полностью раскрыть.

Ю Цай Лин почувствовала в себе странное чувство — смесь страха, неопределённости и неожиданной искры надежды.

______________________________________________________________________________________________

В тот день дом Чжу был полон шума, связанного с предстоящим отъездом. Эти звуки, разносившиеся по всему двору, не утихали даже ночью. Тем не менее, Ю Цай Лин нашла редкий комфорт в глубоком и непрерывном сне. Однако на следующее утро её ждал неприятный сюрприз: двор за ночь изменился до неузнаваемости.

Вся доброжелательность и забота прошлых дней исчезли. Повседневные необходимые вещи — знакомые бутылки и банки с приправами и солью на плите — исчезли. Пространство было пустым, холодным и безжизненным. Но самым неприятным оказалось то, что Фу И и его сын уехали ранним утром, и их отъезд прошёл в полной тишине.

С течением дня ожидание представителей из главного дома становилось невыносимым. Только к вечеру, когда Ю Цай Лин снова уснула, она услышала приближение двух карет, запоздавших далеко за разумное время. Гнев Ю Цай Лин рос, когда она прикинула время в пути — от главного дома до их места ехать не более полудня. Если бы они отправились на рассвете, то прибыли бы задолго до полудня. Задержка была умышленной, и это говорило о лени и неуважении слуг той отвратительной женщины, которая их послала. Они даже не удосужились отправиться, пока солнце уже не поднялось высоко над горизонтом — явный признак их презрения.

Ю Цай Лин нецеремонно усадили в карету. В голове крутились вопросы, на которые она надеялась найти ответы, но подальше от чужих пристальных взглядов это было невозможно. А'Мэй и А'Лян крепко прижались к ней, и их нежелание расставаться было очевидно по слезливым прощаниям.

Внутри кареты было много броката и вышивки, а небольшая печка грела салон, защищая от холода. Однако на этом комфорт заканчивался; старая карета, лишённая амортизации, тряслась и подпрыгивала на каждой неровности дороги. Через несколько минут Ю Цай Лин уже была разбужена, её чувства обострились от постоянной тряски. Как только она взобралась на борт, её уши подверглись нападению резкого, раздражающего голоса — женщина беспрерывно говорила о неженственности поведения Ю Цай Лин, её непослушании и том, как её хозяйка изо всех сил старалась привить ей манеры.

Ю Цай Лин прищурилась, вглядываясь в изменчивую фигуру Надсмотрщицы Ли. Чжу кратко представила её, но Ю Цай Лин не нуждалась в представлении, чтобы понять, что женщина ей не понравилась. Презрительный взгляд Надсмотрщицы Ли подтвердил, что это чувство было взаимным.

Женщина была одета в тёмно-синее платье, перетянутое на талии широким алым поясом, а её внешний вид был загромождён избыточным количеством золотых и серебряных украшений. В отличие от скромной круглой заколки Чжу, волосы Надсмотрщицы Ли были уложены в три большие косы: две из них свисали у её бровей, как полумесяцы, а третья вздымалась на макушке, напоминая остроконечную корону, закреплённую тремя толстыми золотыми шпильками, напоминающими палочки для еды. Её лицо было покрыто толстым слоем макияжа, и Ю Цай Лин не могла не критиковать сомнительные модные стандарты красоты этой эпохи, снова задумавшись о своей собственной внешности.

«Четвёртая молодая леди услышала, что я только что сказала?» — голос Надсмотрщицы Ли прозвучал ещё резче, чем прежде.

Ю Цай Лин почувствовала, что её терпение на исходе. Она не была из тех, кто мог безнаказанно терпеть дураков. После развода родителей в детстве она мечтала стать такой же твёрдой и непоколебимой, как Сестра 13 из фильма Молодые и опасные. Однако жизнь увела её по пути колледжа и образцового гражданства, далеко от бунтарского образа, которым она когда-то восхищалась.

«Я не очень хорошо расслышала», — хладнокровно ответила Ю Цай Лин, умело поправляя широкие рукава своего халата.

Лицо Надсмотрщицы Ли сморщилось от раздражения. Она полагала, что после многих дней лишений в сельской местности Ю Цай Лин приобретёт смирение, возможно, даже кротость. Но девушка, напротив, стала только более упрямой. Подавляя своё раздражение, Надсмотрщица Ли наклонилась вперёд, тоном, который должен был звучать убедительно: «Я сказала, что хозяйка добра и готова простить ошибки Четвёртой молодой леди. Когда ты вернёшься, ты должна послушно следовать её указаниям».

Взгляд Ю Цай Лин стал твёрдым, её инстинкты насторожились. Она всегда жила по простому правилу: будь доброй с теми, кто хорошо к тебе относится, и не жалей тех, кто относится плохо. Она не собиралась позволить себе унижаться в этом отчаянном мире. Если что-то пойдёт не так, она просто воспримет смерть как билет в другую жизнь.

«Столько хозяек», — презрительно произнесла Ю Цай Лин, в её голосе звучало пренебрежение. «О какой из них вы говорите?» Яд в её тоне был неприкрыт. Она могла бы легко выплюнуть ругательство, проклиная предков женщины самым грубым образом, который знала.

«Хозяйка — это ваша тётя!» — голос Надсмотрщицы Ли наполнился раздражением. «Вы даже не узнаёте свою собственную тётю?»

«О, я знаю, кто она такая», — холодно ответила Ю Цай Лин, её улыбка была тонкой и острой, как лезвие. «Это старуха дяди».

«Ты… ты…», — заикаясь, проговорила Надсмотрщица Ли, её лицо покраснело от гнева, и она протянула дрожащий палец в сторону Ю Цай Лин. «Ты понимаешь, что значит быть покорной? Проявлять доброту и уважение? Если ты будешь продолжать так себя вести, ты думаешь, что избежишь наказания?»

Надсмотрщица Ли чувствовала, что её нервы на пределе. Ю Цай Лин всегда была той, кого она презирала с детства — девушкой, которая издевалась над слабыми и боялась сильных. Она угнетала слуг, но теряла дух перед настоящей властью. Каждый раз, когда хозяйка строго её наказывала, Ю Цай Лин возвращалась более покорной, и слова Надсмотрщицы Ли всегда удавалось заставить её смириться. До сих пор.

«Я была тяжело больна и чуть не умерла», — спокойно сказала Ю Цай Лин, подняв брови, и в её глазах мелькнуло отчаяние. «Я примирилась с тем, кто я есть, и со своим поведением. Если вы думаете, что сможете создать мне проблемы, подумайте ещё раз. Если у вас есть мозги, держитесь подальше от меня, иначе я прямо сейчас выйду из этой кареты и больше никогда не вернусь».

Прошедшие десять дней оказались не напрасными. Каждый день Ю Цай Лин отправлялась наблюдать за деревенскими обычаями, погружаясь в повседневную жизнь женщин и детей. Она внимательно слушала их истории, впитывая каждую деталь. Низшие классы отражали поведение верхнего слоя, и разделение между ними было не таким глубоким, как она себе представляла. Этот регион, где сосредоточились личные усадьбы нескольких богатых семей, был полон скандалов и интриг. За несколько дней она уже услышала о трёх разводах и четырёх повторных женитьбах в разных домах, не говоря уже о жестоких ссорах между недавно поженившимися. Местные обычаи были грубыми, почти дикими, а правила этикета и закона были значительно слабее, чем она ожидала от древних времён.

Увидев неподчинение в глазах Ю Цай Лин, Надсмотрщица Ли быстро переключилась на другую тактику. Она начала полагаться на свою власть старшего, повышая голос до пронзительного тона. «Твои родители больше не заботятся о тебе! Твоя тётя воспитывает тебя уже десять лет, день и ночь. А теперь посмотри на себя — такая бесстыдная!»

У Ю Цай Лин закружилась голова. Её первая мысль была откровением: родители этого тела не были мертвы. Вторая мысль — вопрос, который задел её за самое близкое: было ли это тело тоже брошено родителями, которые развелись, когда она была молодой?

Родители Ю Цай Лин были первыми в их городе, кто подал на развод после реформ. Хотя позже разводы стали более распространёнными, в то время их расставание вызвало непредвиденные слухи. Даже когда Ю Цай Лин была ребёнком в детском саду, она испытывала на себе основную часть беспощадного осуждения со стороны всего города. Вместо того чтобы поддаться страху перед общественным мнением, она развила девиз "кто заботится", устойчивость, которая закалила её сердце и сделала её толстокожей.

Неожиданно Ю Цай Лин выдернула заколку из волос, обнажив её острый край. Она открыла небольшую крышечку на рукотеплице, закатала рукава и с силой ударила ладонью о край стола. Её голос прозвучал жестко, в нём чувствовался дух непокорности, который она взращивала годами: «Не думай, что я не засуну это тебе в лицо, ты, мерзавка!»